ebook
w abonamencie 3 dni za darmo
ebook
poza abonamentem 14,90 zł

Казаки (Kozacy). Кавказская повесть 1852 года ebook

Лев Николаевич Толстой, Lew Nikołajewicz Tołstoj

0,0

Uzyskaj dostęp do tej i ponad 250000 książek od 14,99 zł miesięcznie

Wydawca: KtoCzyta.pl
Kategoria: Powieści przygodowe i historyczne
Język: polski

Opis

Повесть величайшего русского писателя Льва Николаевича Толстого (1818–1910) рассказывает о переломном этапе в жизни инфантильного молодого человека из московского общества, живущего мечтами и грезами. Главный герой повести, Дмитрий Оленин, близок автору и по духовному опыту, и по нравственным устремлениям. Как и Толстой, он оказывается на Кавказе в попытке начать новую жизнь, „в которой уже не будет больше ошибок, не будет раскаяния, а наверное будет одно счастье”. Среди казаков, в окружении природы, в условиях, далеких от комфорта и роскоши, Оленин переосмысливает свое отношение к жизни, ощущает внутреннюю трансформацию. Герою повести предстоит увидеть настоящую жизнь и ощутить себя чужим в нетронутом цивилизацией мире.

Szczegóły

Ebooka przeczytasz w aplikacjach Legimi na:

Androidzie

iOS

czytnikach certyfikowanych
przez Legimi

czytnikach Kindle™
(dla wybranych pakietów)

Windows
10

Windows
Phone

Liczba stron: 237

Odsłuch ebooka (TTS) dostepny w abonamencie „ebooki+audiobooki bez limitu” w aplikacjach Legimi na:

Androidzie

iOS

Oceny

0,0

Recenzje(0 recenzji)

Podobne

Семейное счастье (Szczęście rodzinne)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Воскресение (Zmartwychwstanie)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Севастопольские рассказы (Opowiadania sewastopolskie)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Смерть Ивана Ильича (Śmierć Iwana Ilicza)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Дьявол (Diabeł)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Хаджи-Мурат (Hadżi-Murat)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Юность (Młodość)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Отрочество (Lata chłopięce)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Хозяин и работник (Gospodarz i robotnik)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Крейцерова соната (Sonata Kreutzerowska)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Утро помещика (Poranek ziemianina)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Два гусара (Dwaj huzarzy)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Поликушка (Polikuszka)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Фальшивый купон (Fałszywy kupon)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Декабристы (Dekabryści)

Лев Николаевич Толстой Lew Nikołajewicz Tołstoj

Na obcej ziemi. Nowe życie

Joanna Jax

Fragment

Лев Николаевич Толстой

Казаки

Кавказская повесть 1852 года

Варшава 2019

Содержание

III

VII

VIII

XII

XIII

XIV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

XXXI

XXXII

XXXIII

XXXIV

XXXV

XXXVI

XXXVII

XXXVIII

XXXIX

XLI

XLII

Все затихло в Москве. Редко, редко где слышится визг колес по зимней улице. В окнах огней уже нет, и фонари потухли. От церквей разносятся звуки колоколов и, колыхаясь над спящим городом, поминают об утре. На улицах пусто. Редко где промесит узкими полозьями песок с снегом ночной извозчик и, перебравшись на другой угол, заснет, дожидаясь седока. Пройдет старушка в церковь, где уж, отражаясь на золотых окладах, красно и редко горят несимметрично расставленные восковые свечи. Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы.

А у господ еще вечер.

В одном из окон Шевалье из-под затворенной ставни противузаконно светится огонь. У подъезда стоят карета, сани и извозчики, стеснившись задками. Почтовая тройка стоит тут же. Дворник, закутавшись и съежившись, точно прячется за угол дома.

«И чего переливают из пустого в порожнее? – думает лакей, с осунувшимся лицом, сидя в передней. – И все на мое дежурство!» Из соседней светлой комнатки слышатся голоса трех ужинающих молодых людей. Они сидят в комнате около стола, на котором стоят остатки ужина и вина. Один, маленький, чистенький, худой и дурной, сидит и смотрит на отъезжающего добрыми, усталыми глазами. Другой, высокий, лежит подле уставленного пустыми бутылками стола и играет ключиком часов. Третий, в новеньком полушубке, ходит по комнате и, изредка останавливаясь, щелкает миндаль в довольно толстых и сильных, но с отчищенными ногтями пальцах, и все чему-то улыбается; глаза и лицо его горят. Он говорит с жаром и с жестами; по видно, что он не находит слов, и все слова, которые ему приходят, кажутся недостаточными, чтобы выразить все, что подступило ему к сердцу. Он беспрестанно улыбается.

– Теперь можно все сказать! – говорит отъезжающий. – Я не то что оправдываюсь, но мне бы хотелось, чтобы ты, по крайней мере, понял меня, как я себя понимаю, а не так, как пошлость смотрит на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, – обращается он к тому, который добрыми глазами смотрит на него.

– Да, виноват, – отвечает маленький и дурной, и кажется, что еще больше доброты и усталости выражается в его взгляде.

– Я знаю, отчего ты это говоришь, – продолжает отъезжающий. – Быть любимым, по-твоему, такое же счастье, как любить, и довольно на всю жизнь, если раз достиг его.

– Да, очень довольно, душа моя! Больше чем нужно, – подтверждает маленький и дурной, открывая и закрывая глаза.

– Но отчего ж не любить и самому! – говорит отъезжающий, задумывается и как будто с сожалением смотрит на приятеля. – Отчего не любить? Не любится. Нет, любимым быть – несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать. Ах, боже мой! – Он махнул рукой. – Ведь если бы это все делалось разумно, а то навыворот, как-то не по-нашему, а по-своему все это делается. Ведь я как будто украл это чувство. И ты так думаешь; не отказывайся, ты должен это думать. А поверишь ли, из всех глупостей и гадостей, которых я много успел наделать в жизни, это одна, в которой я не раскаиваюсь и не могу раскаиваться. Ни сначала, ни после я не лгал ни перед собой, ни перед нею. Мне казалось, что наконец-то вот я полюбил, а потом увидал, что это была невольная ложь, что так любить нельзя, и не мог идти далее; а она пошла. Разве я виноват в том, что не мог? Что же мне было делать?

– Ну, да теперь кончено! – сказал приятель, закуривая сигару, чтобы разогнать сон. – Одно только: ты еще не любил и не знаешь, что такое любить.

Тот, который был в полушубке, хотел опять сказать что-то и схватил себя за голову. Но не высказывалось то, что он хотел сказать.

– Не любил! Да, правда, не любил. Да есть же во мне желание любить, сильнее которого нельзя иметь желанья! Да опять, и есть ли такая любовь? Все остается что-то недоконченное. Ну, да что говорить! Напутал, напутал я себе в жизни. Но теперь все кончено, ты прав. И я чувствую, что начинается новая жизнь.

– В которой ты опять напутаешь, – сказал лежавший на диване и игравший ключиком часов; но отъезжающий не слыхал его.

– Мне и грустно, и рад я, что еду, – продолжал он. – Отчего грустно? Я не знаю.

И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.

– Дмитрий Андреич, ямщик ждать не хочет! – сказал вошедший молодой дворовый человек в шубе и обвязанный шарфом. – С двенадцатого часа лошади, а теперь четыре.

Дмитрий Андреич посмотрел на своего Ванюшу. В его обвязанном шарфе, в его валяных сапогах, в его заспанном лице ему послышался голос другой жизни, призывавшей его, – жизни трудов, лишений, деятельности.

– И в самом деле, прощай! – сказал он, ища на себе незастегнутого крючка.

Несмотря на советы дать еще на водку ямщику, он надел шапку и стал посередине комнаты. Они расцеловались раз, два раза, остановились и потом поцеловались третий раз. Тот, который был в полушубке, подошел к столу, выпил стоявший на столе бокал, взял за руку маленького и дурного и покраснел.

– Нет, все-таки скажу... Надо и можно быть откровенным с тобой, потому что я тебя люблю... Ты ведь любишь ее? Я всегда это думал... да?

– Да, – отвечал приятель, еще кротче улыбаясь.

– И может быть...

– Пожалуйте, свечи тушить приказано, – сказал заспанный лакей, слушавший последний разговор и соображавший, почему это господа всегда говорят все одно и то же. – Счет за кем записать прикажете? За вами-с? – прибавил он, обращаясь к высокому, вперед зная, к кому обратиться.

– За мной, – сказал высокий. – Сколько?

– Двадцать шесть рублей.

Высокий задумался на мгновенье, но ничего не сказал и положил счет в карман.

А у двух разговаривающих шло свое.

Это бесплатный образец. Пожалуйста, приобретите полную версию книги, чтобы продолжить.

„Mamy usługę, której mógłby pozazdrościć Amazon.”

Robert Drózd

Świat Czytników

Tysiące ebooków i audiobooków

Ich liczba ciągle rośnie, a Ty masz gwarancję niezmiennej ceny.

Napisali o nas: