Руководство для желающих жениться. Рассказы ebook

Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»

2019

ISBN 978-617-12-7289-7 (epub)

Никакая часть данного издания не может быть

скопирована или воспроизведена в любой форме

без письменного разрешения издательства

Дизайнер обложкиВладлен Трубчанинов

В оформлении обложки использован фрагмент картиныВладимира Маковского«Первый фрак», 1892 г.

Электронная версия создана по изданию:

Збірка містить гумористичні оповідання Антона Чехова про одруження і сватання. Веселі пригоди закоханих пар, огневий гумор, такі знайомі життьові ситуації, наречені, одні з яких мріють про шлюб, а інші — бояться його як вогню. Короткі й легкі історії з подружнього життя піднесуть настрій і змусять забути про проблеми.

Чехов А. П.

Ч56 Руководство для желающих жениться. Рассказы/ Антон Павлович Чехов. — Харьков : Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2019. — 320 с.

ISBN 978-617-12-6846-3

В сборник вошли юмористические рассказы Антона Чехова о женитьбе и сватовстве. Веселые приключения влюбленных пар, искрометный юмор, такие знакомые житейские ситуации, женихи и невесты, одни из которых мечтают о браке, а другие — боятся его как огня. Короткие и легкие истории из семейной жизни поднимут настроение и заставят забыть о проблемах.

УДК 821.161.1

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019

Руководстводля желающих жениться

Секретно

Так как предмет этой статьи составляет мужскую тайну и требует серьезного умственного напряжения, на которое весьма многие дамы неспособны, то прошу отцов, мужей, околоточных надзирателей и проч. наблюдать,чтобы дамы и девицы этой статьи не читали. Это руководствоне есть плод единичного ума, но составляет квинтэссенцию из всехсуществующих оракулов, физиономик, каббалистик и долголетних бесед с опытными мужьямии компетентнейшими содержательницами модных мастерских.

Введение

Семейная жизнь имеет многохороших сторон. Не будь ее, дочери всю жизнь жили бына шее отцов и многие музыканты сидели бы без хлеба,так как тогда не было бы свадеб. Медицина учит, чтохолостяки обыкновенно умираютсумасшедшими, женатые же умирают, не успев сойтис ума. Холостому завязывает галстук горничная, а женатому жена. Бракхорош также своею доступностью. Жениться можно богатым, бедным, слепым, юным,старым, здоровым, больным, русским, китайцам… Исключение составляют только безумные исумасшедшие, дураки же, болваны и скоты могут жениться сколько имугодно.

Руководство

Ухаживая за девицей, обращай внимание прежде всего нанаружность, ибо по наружности узнается характер особы. В наружности различай:цвет волос и глаз, рост, походку и особые приметы. Поцвету волос женщины делятся на блондинок, брюнеток, шатенок и проч.Блондинки обыкновенно благонравны, скромны, сентиментальны, любят папашу и мамашу, плачутнад романами и жалеют животных. Характером они прямолинейны, в убежденияхстрого консервативны, с буквой «Ъ» не в ладу. К чужимлюбвям они относятся чутко, в своей же собственной любви онихолодны, как рыбы. В самую патетическую минуту блондинка может зевнутьи сказать: «Не забыть бы послать завтра за коленкором!» Выйдязамуж, они скоро киснут, толстеют и вянут. Плодовиты, чадолюбивы иплаксивы. Мужьям неверности не прощают, сами же изменяют охотно. Жены-блондинкиобыкновенно мистичны, подозрительны и считают себя страдалицами. Брюнетки не такрассудительны, как блондинки. Они подвижны, непостоянны, капризны, вспыльчивы, часто ссорятсяс мамашами и бьют по щекам горничных. Начинают «не обращатьвнимания» на гадких мужчин уже с 12 лет, учатся плохо,ненавидят классных дам, любят романы, причем пропускают описания природы ипрочитывают объясненияв любви по пяти раз. Они пылки, страстныи любят с азартом, сломя голову, задыхаясь… Жена-брюнетка — этоцелая инквизиция. С одной стороны, такая страсть, что чертям тошно,с другой — капризы, наряды, бесшабашная логика, визг, писк… Сизменою мужей мирятся скоро, платя им тою же монетою. Шатенкиот блондинок не ушли и к брюнеткам не пришли. Составляютнечто среднее между теми и другими. Считают себя брюнетками. Рыжиелукавы,лживы, злы, коварны… Любви без коварства не понимают.Обыкновеннобывают очень хорошо сложены и имеют на всем теле великолепнуюрозовую кожу. Говорят, что черти и лешие обязательно женятся нарыжих. Где лживость, там трусость и малодушие. Достаточно хорошенько прикрикнутьна рыжую («Я тебе!»), чтобы она свернулась в калачик иполезла целоваться. Не забывай, что Мессалина и Нана были рыжие.Прическа при выборе жены имеет тоже не малое значение. Волосагладко причесанные, прилизанные, с белым пробором означают простоватость, ограниченность желаний…Такая прическа наичаще бывает у швеек, лавочниц и купеческих дочек.Подстриженная прядь волос, спущенная на лоб, означает суетнуюмелочность, ограниченностьума и похотливость. Этою прядью стараются обыкновенно скрыть узкий лоб…Шиньон и вообще орнаменты из чужих волос говорят за безвкусие,отсутствие фантазии и о том, что в прическу вмешивалась мамаша.Волоса, зачесанные сзади наперед,предполагают в женщине желание нравиться нетолько спереди, но и сзади. Такая прическа, если она невершится тяжелой вавилонской башней, означает вкус и легкость нрава. Вьющиесяволосы говорят за игривость и художественность натуры. Прическа небрежная, всклоченнаяпредполагает сомнение или душевную леность. Под стрижеными волосами скрывается образмыслей. Если женщина седа или лыса и в то жевремя желает выйти замуж, то, значит, у нее много денег.Чем меньше в прическе шпилек, тем женщина изобретательнее и темвернее, что у нее не чужие волосы. Теперь о цветеглаз. Голубые глаза с поволокой означают верность, покорность и кротость.Голубые выпученные бывают наичаще у женщин-шулеров и продажных. Черные глазаозначают страстность, вспыльчивость и коварство. Заметь, что у умных женщинредко бывают черные глаза. Серые бывают у щеголих, хохотуний идурочек. Карие предполагают любовь к сплетням и зависть к чужимнарядам. Рост выбирай средний. Высокие женщины грубоваты и больно бьют,маленькие же в большинстве случаев бывают егозы и любят визжать,царапаться и подпускать шпильки. Горбатых избегай: эти злы и ехидны.Походка торопливая, с оглядками, говорит о ветрености и легкомыслии. Походкаленивая бывает у женщин, сердце которых уже занято, — тутты не пообедаешь. Походка утичья, с перевальцем и виляньем турнюра,есть признак добродушия, податливости и иногда тупости. Походка горделивая, лебединаябывает у этих дам и содержанок. Чем спесивее походка, тем,значит, старее и богаче содержатель. Такая походка у девиц означаетсамомнение и ограниченность. Если барыня не идет, а плывет, какпава, то поворачивай оглобли: она накормит, утешит, но непременно возьметпод башмак. Особые приметы не многочисленны. Ямочки на щеках означаюткокетство, тайные грешки и добродушие. Ямочки на щеках и прищуренныеглаза обещают многое, но не для платониста.Усики говорят обесплодии. Длинные ногти бывают у белоручек. Слившиеся брови означают, чтоданная особь будет строгой матерью и бешеной тещей. Веснушки наичащезамечаются у рыжих чертовок, рабынь и дурочек. Пухленькие и сдобненькиебарышни с одутлыми щеками и красными руками наивны, в словееще делают четыре ошибки, но зато они скоро выучиваются печьвкусные пироги и шить мужу бархатные жилетки.

Руководство II

Не моги женитьсябез приданого. Жениться без приданого все равно, что мед безложки, Шмуль без пейсов, сапоги без подошв. Любовь сама посебе, приданое само по себе. Запрашивай сразу 200 000. Ошеломивцифрой, начинай торговаться, ломаться, канителить. Приданое бери обязательно до свадьбы.Не принимай векселей, купонов, акций и каждую сторублевку ощупай, обнюхайи осмотри на свет, ибо нередки случаи, когда родители даютза своими дочерями фальшивые деньги. Кроме денег, выторгуй себе побольшевещей. Жена, даже плохая, должна принести с собою: a) побольшемебели и рояль; b) одну перину на лебяжьем пуху итри одеяла: шелковое, шерстяное и бумажное; c) два меховых салопа,один для праздников, другой для будней; d) побольше чайной,кухоннойи обеденной посуды; e) 18 сорочек из лучшего голландского полотна,с отделкой; 6 кофт из такого же полотна с кружевнойотделкой; 6 кофт из нансу; 6 пар панталон из тогоже полотна и столько же пар из английского шифона; 6юбок из мадаполама с прошивками и обшивками; пеньюар из лучшейбатист-виктории; 4 полупеньюара из батист-виктории; 6 пар панталон канифасовых.Простынь,наволочек, чепчиков, чулков, бумазейныхюбок, подвязок, скатертей, платков и проч.должно быть в достаточном количестве. Все это сам осмотри, сочти,и чего недостанет, немедленно потребуй. Детского белья не бери, таккак существует примета: есть белье — детей нет, дети есть— белья нет; f) вместо платьев, фасон коих скоро меняется,требуй материи в штуках; g) без столового серебра не женись.

Женившись,будь с женою строг и справедлив, не давай ей забыватьсяи при каждом недоразумении говори ей: «Не забывай, что ятебя осчастливил!»

Передсвадьбой

В четверг на прошлой неделе девица Подзатылкина вдоме своих почтенных родителей была объявлена невестой коллежского регистратора Назарьева.Сговор сошел как нельзя лучше. Выпито было две бутылки ланинскогошампанского, полтора ведра водки; барышни выпили бутылку лафита. Папаши имамаши жениха и невесты плакали вовремя, жених и невеста целовалисьохотно; гимназист восьмого класса произнес тост со словами:«О tempora,о mores!»1и«Salvēte, boni futūri conjuges»2—произнесс шиком; рыжий Ванька Смысломалов, в ожидании вынутия жребия ровноничего не делающий, в самый подходящий момент, в «самый раз»ударился в страшный трагизм, взъерошил волосы на своей большой голове,трахнул кулаком себя по колену и воскликнул: «Черт возьми, ялюбил и люблю ее!», чем и доставил невыразимое удовольствие девицам.Девица Подзатылкина замечательна только тем, что ничем не замечательна. Умаее никто не видал и не знает, а потому онем — ни слова. Наружность у нее самая обыкновенная: носпапашин, подбородок мамашин, глаза кошачьи, бюстик посредственный. Играть на фортепьянеумеет, но без нот;мамаше на кухне помогает, без корсетане ходит, постного кушать не может, в уразумении буквы «Ѣ»видит начало и конец всех премудростей и больше всего насвете любит статных мужчин и имя «Роланд». Господин Назарьев —мужчина роста среднего, лицо имеет белое, ничего не выражающее, волосыкурчавые, затылок плоский. Где-то служит, жалованье получает тщедушное, едва натабак хватающее; вечно пахнет яичным мылом и карболкой, считает себястрашным волокитой, говорит громко, день и ночь удивляется; когда говорит— брызжет. Франтит, на родителей смотрит свысока и ни однубарышню не пропустит, чтобы не сказать ей: «Как вы наивны!Вы бы читали литературу!» Любит больше всего на свете свойпочерк, журнал «Развлечение» и сапоги со скрипом, а наиболее всегосамого себя, и в особенности в ту минуту, когда сидитв обществе девиц, пьет чай внакладку и с остервенением отрицаетчертей. Вот каковы девица Подзатылкина и господин Назарьев! На другойдень после сговора, утром, девица Подзатылкина, восставот сна, былапозвана кухаркой к мамаше. Мамаша, лежа на кровати, прочла ейследующую нотацию:

— С какой это стати ты нарядилась сегодня вшерстяное платье? Могла бы нонче и в барежевом походить. Голова-токак болит, ужасть! Вчера лысая образина, твой отец то есть,изволил пошутить. Нужны мне его шутки дурацкие! Подносит это мнечто-то в рюмке… «Выпей»,говорит. Думала, что в рюмке вино,— ну, и выпила,а в рюмке-то был уксус смаслом из-под селедок. Это он пошутил, пьяная образина! Срамить только,слюнявый, умеет! Меня сильно изумляет и удивляет, что ты вчеравеселая была и не плакала. Чему рада была? Деньги нашла,что ли? Удивляюсь! Всякий и подумал, что ты рада родительскийдом оставить. Оно, должно быть, так и выходит. Что? Любовь?Какая там любовь? И вовсе ты не по любви идешьза своего, а так, за чином его погналась! Что, развенеправда? То-то, что правда. А мне, мать моя, твой ненравится. Уж больно занослив и горделив. Ты его осади… Что-о-о-о?И не думай!.. Через месяц же драться будете: и онтаковский, и ты таковская. Замужество только девицам одним нравится, ав нем ничего нет хорошего. Сама испытала, знаю. Поживешь —узнаешь. Не вертись так, у меня и без того головакружится. Мужчины все дураки, с ними жить не очень-то сладко.И твой тоже дурак, хоть и высоко голову держит. Тыего не больно-то слушайся, не потакай ему во всем ине очень-то уважай: не за что. Обо всем мать спрашивай.Чуть что случится, так и иди ко мне. Сама безматери ничего не делай, боже тебя сохрани! Муж ничего доброгоне посоветует, добру не научит, а все норовит в своюпользу. Ты это знай! Отца также не больно слушай. Ксебе в дом не приглашай жить, а то ты, пожалуй,чего доброго, сдуру… и ляпнешь. Он так и норовит свас стянуть что-нибудь. Будет у вас сидеть по целым дням,а на что он вам сдался? Водки будет просить дамужнин табак курить. Он скверный и вредный человек, хоть иотец тебе. Лицо-то у него, негодника, доброе, ну, а душазато страсть какая ехидная! Занимать денег станет — не давайте,потому что он жулик, хоть он и тютюлярный советник. Вонон кричит, тебя зовет! Ступай к нему, да не говориему того, что я тебе сейчас про него говорила. Ато сейчас пристанет, изверг рода христианского, горой его положь! Ступай,покедова у меня сердце на месте!.. Враги вы мои! Умру,так попомните слова мои! Мучители!

Девица Подзатылкина оставила мать свою иотправилась к папаше, который сидел в это время у себяна кровати и посыпал свою подушку персидским порошком.

— Дочь моя!— сказал ей папаша. — Я очень рад, что тынамерена сочетаться с таким умным господином, как господин Назарьев. Оченьрад и вполне одобряю сей брак. Выходи, дочь моя, ине страшись! Брак это такой торжественный факт, что… ну, дачто там говорить? Живи, плодись и размножайся. Бог тебя благословит!Я… я… плачу. Впрочем, слезы ни к чему не ведут.Что такое слезы человеческие? Одна только малодушная психиатрия и большеничего! Выслушай же, дочь моя, совет мой! Не забывай родителейсвоих! Муж для тебя не будет лучше родителей, право, небудет! Мужу нравится однатолько твоя материальная красота, а намты вся нравишься. За что тебя будет любить муж твой?За характер? За доброту? За эмблему чувств? Нет-с! Он будетлюбить тебя за приданое твое. Ведь мы даем за тобой,душенька, не копейку какую-нибудь, а ровно тысячу рублей! Ты этопонять должна! Господин Назарьев весьма хороший господин, но ты егоне уважай паче отца. Он прилепится к тебе, но небудет истинным другом твоим. Будут моменты, когда он… Нет, умолчулучше, дочь моя! Мать, душенька, слушай, но с осторожностью. Женщинаона добрая, но двулично-вольнодумствующая, легкомысленная, жеманственная. Она благородная, честная особа,но… шут с ней! Она тебе того посоветовать не может,что советует тебе отец твой, бытия твоего виновник. В домсвой ее не бери. Мужья тещей не обожают. Я самне любил своей тещи, так не любил, что неоднократно позволялсебе подсыпать в ее кофей жженой пробочки, отчего выходили весьмапрезентабельные проферансы. Подпоручик Зюмбумбунчиков военным судом за тещу судился. Развене помнишь сего факта? Впрочем, тебя еще тогда на светене существовало. Главное во всем и везде отец. Это тызнай и одного его только и слушай. Потом, дочь моя…Европейская цивилизация породила в женском сословии ту оппозицию, что будтобы чем больше детей у особы, тем хуже. Ложь! Баллада!Чем больше у родителей детей, тем лучше. Впрочем, нет! Нето! Совсем наоборот! Я ошибся, душенька. Чем меньше детей, темлучше. Это я вчера читал в одной журналистике. Какой-то Мальтуссочинил. Так-то… Кто-то подъехал… Ба! Да это жених твой! Сшиком, канашка, шельмец этакой! Ай да мужчина! Настоящий Вальтер Скотт!Пойди, душенька, прими его, а я пока оденусь.

Прикатил господинНазарьев. Невеста встретила его и сказала:

— Прошу садиться без церемоний!

Он шаркнул два раза правой ногой и сел возле невесты.

—Как вы поживаете? — начал он с обычною развязностью. —Как вам спалось? А я, знаете ли, всю ночь напролетне спал. Золá читал да о вас мечтал. Вы читалиЗолá? Неужели нет? Ай-я-яй! Да это преступление! Мне один чиновникдал. Шикарно пишет! Я вам прочитать дам. Ах! Когда бывы могли понять! Я такие чувствую чувства, каких вы никогдане чувствовали! Позвольте вас чмокнуть!

Господин Назарьев привстал и поцеловал нижнююгубу девицы Подзатылкиной.

— А где ваши? — продолжал он ещеразвязнее. — Мне их повидать надо. Я на них, признаться,немножко сердит. Они меня здорово надули. Вы заметьте… Ваш папашаговорили мне, что оне надворный советник, а оказывается теперь, чтооне всего только титулярный. Гм!.. Разве так можно? Потом-с… Онеобещали дать за вами полторы тысячи, а маменька ваша вчерасказали мне, что больше тысячи я не получу. Разве этоне свинство? Черкесы кровожадный народ, да и то так неделают. Я не позволю себя надувать! Все делай, но самолюбияи самозабвения моих не трогай! Это не гуманно! Это нерационально! Я честный человек, а потому не люблю нечестных! Уменя все можно, но не хитри, не язви, а делайтак, как совесть у человека! Так-то! У них и лицакакие-то невежественные! Что это за лица? Это не лица! Выменя извините, но родственных чувств я к ним не чувствую.Вот как повенчаемся, так мы их приструним. Нахальства и варварстване люблю! Я хоть и не скептик и не циник,а все-таки в образовании толк понимаю. Мы их приструним! Моиродители у меня давно уж ни гу-гу. Что, вы ужпили кофей? Нет? Ну, так и я с вами напьюсь.Пойдите мне на папироску принесите, а то я свой табакдома забыл.

Невеста вышла. Это перед свадьбой… А что будет послесвадьбы, я полагаю, известно не одним только пророкам да сомнамбулам.

Исповедь,или Оля, Женя, Зоя

Письмо

Вы,ma chère3, мой дорогой, незабвенный друг, в своем милом письме спрашиваетеменя между прочим, почему я до сих пор не женат,несмотря на свои 39 лет?

Моя дорогая! Я всей душой люблюсемейную жизнь и не женат потому только, что каналье судьбене угодно было, чтобы я женился. Жениться собирался я раз15 и не женился потому, что всё на этом свете,в особенности же моя жизнь, подчиняется случаю, все зависит отнего! Случай — деспот. Привожу несколько случаев, благодаря которым ядо сих пор влачу свою жизнь в презренномодиночестве…

Случай первый

Было восхитительное июньское утро. Небо было чисто, как самая чистаяберлинская лазурь. Солнце играло в реке и скользило своими лучамипо росистой траве. Река и зелень, казалось, были осыпаны дорогимиалмазами. Птицы пели, как по нотам… Мы шли по аллейке,усыпанной желтым песком, и счастливыми грудями вдыхали в себя ароматыиюньского утра. Деревья смотрели на нас так ласково, шептали намчто-то такое, должно быть, очень хорошее, нежное… Рука Оли Груздовской(которая теперь за сыном вашего исправника) покоилась на моей руке,и ее крошечный мизинчик дрожал на моем большом пальце… Щечкиее горели, а глаза… О,ma chère, это были чудныеглаза! Сколько прелести, правды, невинности, веселости, детской наивности светилось вэтих голубых глазах! Я любовался ее белокурыми косами и маленькимиследами, которые оставляли на песке ее крошечные ножки…

— Жизнь свою,Ольга Максимовна, посвятил я науке, — шептал я, боясь, чтобыее мизинчик не сполз с моего большого пальца. — Вбудущем ожидает меня профессорская кафедра… На моей совести вопросы… научные…Жизнь трудовая, полная забот, высоких… как их… Ну, одним словом,я буду профессором… Я честен, Ольга Максимовна… Я не богат,но… Мне нужна подруга, которая бы своим присутствием (Оля сконфузиласьи опустила глазки; мизинчик задрожал)… которая бы своим присутствием… Оля!взгляните на небо! Оно чисто… но и жизнь моя также чиста, беспредельна…

Не успел мой язык выкарабкаться из этой чуши,как Оля подняла голову, рванула от меня свою руку изахлопала в ладоши. Навстречу нам шли гуси и гусята. Оляподбежала к гусям и, звонко хохоча, протянула к ним своиручки… О, что это были за ручки,ma chère!

—Тер… тер… тер… — заговорили гуси, поднимая шеии искосапоглядывая на Олю.

— Гуся, гуся, гуся! — закричала Оля ипротянула руку за гусенком.

Гусенок был умен не по летам. Онпобежал от Олиной руки к своему папаше, очень большому иглупому гусаку,и, по-видимому, пожаловался ему. Гусак растопырилкрылья. ШалуньяОля потянулась за другим гусенком. В это время случилось нечтоужасное. Гусак пригнул шею к земле и, шипя, как змея,грозно зашагал к Оле. Оля взвизгнула и побежала назад. Гусакза ней. Оля оглянулась, взвизгнула сильней и побледнела. Ее красивоедевичье личико исказилось ужасом и отчаянием. Казалось, что за нейгналось триста чертей.

Я поспешил к ней на помощь и ударилпо голове гусака тростью. Негодяю-гусаку удалось-таки ущипнуть ее за кончикплатья. Оля с большими глазами, с исказившимся лицом, дрожа всемтелом, упала мне на грудь…

— Какая вы трусиха! — сказаля.

— Побейте гуску! — сказала она и заплакала…

Сколько не наивного,не детского, а идиотского было в этом испугавшемся личике! Нетерплю,ma chère, малодушия! Не могу вообразить себя женатым намалодушной, трусливой женщине!

Гусак испортил все дело… Успокоивши Олю, я ушелдомой, и малодушное до идиотства личико застрялов моей голове…Оля потеряла для меня всю прелесть. Я отказался от нее.

Случай другой

Вы, конечно, знаете, мой друг, чтоя писатель. Боги зажгли в моей груди священный огонь, ия считаю себя не вправе не браться за перо. Яжрец Аполлона… Все до единого биения сердца моего, все вздохимои, короче — всего себя я отдал на алтарь муз.Я пишу, пишу, пишу… Отнимите у меня перо — ия помер. Вы смеетесь, не верите… Клянусь, что так!

Но вы,конечно, знаете,ma chère, что земной шар — плохоеместо для искусства. Земля велика и обильна, но писателю житьв ней негде. Писатель — это вечный сирота, изгнанник, козелотпущения, беззащитное дитя… Человечество разделяю я на две части: написателей и завистников. Первые пишут, а вторые умирают от завистии строят разные пакости первым. Я погиб, погибаю и будупогибать от завистников. Они испортили мою жизнь. Они забрали вруки бразды правления в писательском деле, именуют себя редакторами, издателямии всеми силами стараются утопить нашу братию. Проклятие им!!!

Слушайте…

Некоторое времяя ухаживал за Женей Пшиковой. Вы, конечно, помните это милое,черноволосое, мечтательное дитя… Она теперь замужем за вашим соседом КарломИвановичем Ванце (à propos4: по-немецки Ванце значит…клоп. Неговорите этого Жене, она обидится). Женялюбилаво мне писателя.Она так же глубоко, как и я, верила в моеназначение. Она жила моими надеждами. Но она была молода! Онане могла понимать еще упомянутого разделения человечества на две части!Она не верила в это разделение! Не верила, и мыв один прекрасный день… погибли.

Я жил на даче у Пшиковых.Меня считали женихом, Женю — невестой. Я писал, она читала.Что это за критик,ma chère! Она была справедлива,как Аристид, и строга, как Катон. Произведения свои посвящал яей… Одно из этих произведений сильно понравилось Жене. Женя захотелавидеть его в печати. Я послал его в один изюмористических журналов. Послал первого июля и ответа ожидал через двенедели. Наступило 15 июля. Мы с Женей получили желанный нумер.Поспешно распечатали его и прочли в почтовом ящике ответ. Онапокраснела, я побледнел. В почтовом ящике напечатано было помоемуадресу следующее: «Село Шлендово. Г. М. Б-у. Таланта у васни капельки. Черт знает что нагородили! Нетратьтемарокпонапраснуи оставьте нас в покое. Займитесь чем-нибудь другим».

Ну и глупо…Сейчас видно, что дураки писали.

— М-м-м-м… — промычала Женя.

— Ка-киемер-зав-цы!!! — пробормотал я. — Каково? И вы, Евгения Марковна,станете теперь улыбаться моему разделению?

Женя задумалась и зевнула.

— Что ж?— сказала она. — Может быть, у вас и насамом-таки деле нет таланта! Им это лучше знать. В прошломгоду Федор Федосеевич со мной целое лето рыбу удил, авы всё пишете, пишете… Как это скучно!

Каково? И это послебессонных ночей, проведенных вместе над писаньем и читаньем! После обоюдногожертвоприношения музам… А?

Женя охладела к моему писательству, а следовательно, ико мне. Мы разошлись. Иначе и быть не могло…

Случай третий

Вы, конечно, знаете, мой незабвенный друг, что я страшно люблюмузыку. Музыка моя страсть, стихия… Имена Моцарта, Бетховена, Шопена, Мендельсона,Гуно — имена не людей, а гигантов! Я люблю классическуюмузыку. Оперетку я отрицаю, как отрицаю водевиль. Я один изпостояннейших посетителей оперы. Хохлов, Кочетова, Барцал, Усатов, Корсов… дивные люди!Как я жалею, что я не знаком с певцами! Будья знаком с ними, я в благодарностях излил бы предними свою душу. В прошлую зиму я особенно часто ходилна оперу. Ходил я не один, а с семейством Пепсиновых.Жаль, что вы не знакомы с этим милым семейством! Пепсиновыкаждую зиму абонируют ложу. Они преданы музыке всей душой… Украшениемэтого милого семейства служит дочь полковника Пепсинова — Зоя. Чтоэто за девушка, моя дорогая! Одни ее розовые губки способнысвести с ума такого человека, как я! Стройна, красива, умна…Я любил ее… Любил бешено, страстно, ужасно! Кровь моя кипела,когда я сидел с нею рядом. Вы улыбаетесь,ma chère…Улыбайтесь! Вам незнакома, чужда любовь писателя… Любовь писателя — Этнаплюс Везувий. Зоя любила меня. Ее глаза всегда покоились намоих глазах, которые постоянно были устремлены на ее глаза… Мыбыли счастливы. До свадьбы был один только шаг…

Но мы погибли.

Давали«Фауста». «Фауста», моя дорогая, написал Гуно, а Гуно — величайшиймузыкант. Идя в театр, я порешил дорогой объясниться с Зоейв любви во время первого действия, которого я не понимаю.Великий Гуно напрасно написал первое действие!

Спектакль начался. Я и Зояуединились в фойе. Она сидела возле меня и, дрожа отожидания и счастья, машинально играла веером. При вечернем освещении,ma chère, она прекрасна, ужасно прекрасна!

— Увертюра, — объяснялся я влюбви, — навела меня на некоторые размышления, Зоя Егоровна… Столькочувства, столько… Слушаешь и жаждешь… Жаждешь чего-то такого и слушаешь…

Яикнул и продолжал:

— Чего-то такого особенного… Жаждешь неземного… Любви? Страсти?Да, должно быть… любви… (Я икнул.) Да, любви…

Зоя улыбнулась, сконфузиласьи усиленно замахала веером. Я икнул. Терпеть не могу икоты!

—Зоя Егоровна! Скажите, умоляю вас! Вам знакомо это чувство? (Яикнул.) Зоя Егоровна! Я жду ответа!

— Я… я… вас непонимаю…

— На меня напала икота… Пройдет… Я говорю о томвсеобъемлющем чувстве, которое… Черт знает что!

— Вы выпейте воды!

«Объяснюсь, датогда уж и схожу в буфет», — подумал я ипродолжал:

— Я скажу коротко, Зоя Егоровна… Вы, конечно, уж заметили…

Яикнул и с досады на икоту укусил себя за язык.

—Конечно, заметили (я икнул)… Вы меня знаете около года… Гм…Я честный человек, Зоя Егоровна! Я труженик! Я не богат,это правда, но…

Я икнул и вскочил.

— Вы выпейте воды! —посоветовала Зоя.

Я сделал несколько шагов около дивана, подавил себе пальцамигорло и опять икнул.Ma chère, я был вужаснейшем положении! Зоя поднялась и направилась к ложе. Я заней. Впуская ее в ложу, я икнул и побежал вбуфет. Выпил я воды стаканов пять, и икота как будтобы немножко утихла. Я выкурил папиросу и отправился в ложу.Брат Зои поднялся и уступил мне свое место, место околомоей Зои. Я сел и тотчас же… икнул. Прошло минутпять — я икнул, икнул как-то особенно, с хрипом. Яподнялся и стал у дверей ложи. Лучше,ma chère, икатьу дверей, чем над ухом любимой женщины! Икнул. Гимназист изсоседней ложи посмотрел на меня и громко засмеялся… С какимнаслаждением он, каналья, засмеялся! С каким наслаждением я оторвал быухо с корнем у этого молокососа-мерзавца! Смеется в то время,когда на сцене поют великого «Фауста»! Кощунство! Нет,ma chère, когда мы были детьми, мы были много лучше. Клянядерзкого гимназиста, я еще раз икнул… В соседних ложах засмеялись.

—Bis!— прошипел гимназист.

— Черт знает что! — пробормотал полковник Пепсиновмне на ухо. — Могли бы и дома поикать, сударь!

Зояпокраснела. Я еще раз икнул и, бешено стиснув кулаки, выбежализ ложи. Начал я ходить по коридору. Хожу, хожу, хожу— и все икаю. Чего я только не ел, чегоне пил! В начале четвертого акта я плюнул и уехалдомой. Приехавши домой, я, как назло, перестал икать… Я ударилсебя по затылку и воскликнул:

— Икай теперь! Теперь можешь икать,освистанный жених! Нет, ты не освистанный! Ты не освистал себя,а… обыкáл!

На другой день отправился я, по обыкновению, к Пепсиновым.Зоя не вышла обедать и велела передать мне, что видетьсясо мною по болезни не может, а Пепсинов тянул речьо том, что некоторые молодые люди не умеют держать себяприлично в обществе… Болван! Он не знает того, что органы,производящие икоту, не находятся в зависимости от волевых стимулов.

Стимул,machère, значит двигатель.

— Вы отдали бы свою дочь, если бытаковая имелась у вас, — обратился ко мне Пепсинов послеобеда, — за человека, который позволяет себе в обществе заниматьсяотрыжкой? А? Что-с?

— Отдал бы… — пробормотал я.

— Напрасно-с!

Зоя дляменя погибла. Она не сумела простить мне икоты. Я погиб.

Неописать ли вам еще и остальные 12 случаев?

Описал бы, но…довольно! Жилы надулись на моих висках, слезы брызжут, и ворочаетсяпечень… Братья писатели, в нашей судьбе что-то лежит роковое! Позвольте,ma chère, пожелать вам всего лучшего! Жму вашу рукуишлю поклон вашему Полю. Он, я слышал, хороший мужихороший отец… Хвала ему! Жаль только, что он пьет горькую(это не упрек,ma chère!). Будьте здоровы,ma chère,счастливы и не забывайте, что у вас есть покорнейший слуга

МакарБалдастов.

«Cвиданиехотя и состоялось, но…»

Выдержав экзамен, Гвоздиков сел на конкуи за шесть копеек (он ездил всегда «на верхотуре») доехалдо заставы. От заставы до дачи, версты три, он проперпехтурой. У ворот встретила его хозяйка дачи, молодая дамочка. Сынкаэтой дамочки он обучал арифметике, за что и получал стол,квартиру на даче и пять рублей в месяц деньгами.

— Нучто, как? — спросила его хозяйка, протягивая руку. — Благополучно?Выдержали экзамен?

— Выдержал.

— Браво, Егор Андреевич! Много получили?

— По обыкновению…Пять… Гм…

Гвоздиков получил не пять, а только три с плюсом,но… но почему же не соврать, если можно? Экзаменующиеся также охотно врут, как и охотники. Войдя к себе вкомнату, Гвоздиков на своем столе нашел маленькое письмецо с розовойоблаточкой. Письмецо пахло резедой. Гвоздиков разорвал конверт, скушал облатку ипрочел следующее:

«Так и быть. Будьте ровно в 8 часов околоканавы, в которую вчера упала с головы ваша шляпа. Ябуду сидеть под деревом на скамеечке. И я вас люблю,только не будьте таким неповоротливым. Надо быть бойким. Жду вечерас нетерпением. Я вас ужасно люблю. Ваша С.

P. S.Mamanуехала, и мы будем гулять до полночи. Ах, как ясчастлива! Бабушка будет спать, не заметит».

Прочитав это письмо, Гвоздиков широкоулыбнулся, высоко подпрыгнул и, торжествующий, зашагал по комнате.

— Любим! Любим!!Любим!!! Как я счастлив, чертвозьми! О-о-о! Тру-ля-ля!

Гвоздиков прочитал письмоеще раз, поцеловал его, бережно сложил и спрятал в анатомическийстол. Ему принесли обедать. Он, отуманенный письмом и забывший всена свете, съел все, что ему принесли: и суп, имясо, и хлеб. Пообедав, он лег и замечтал о всякойвсячине: о дружбе, о любви, о службе… Образ Сони носилсяперед его глазами.

«Как жаль, что у меня часов нет! —думал он. — Будь у меня часы, я мог бывысчитать, сколько осталось до вечера. Время, как назло, протянется чертовскимедленно».

Когда ему надоело лежать и мечтать, он поднялся, пошагал ипослал кухарку за пивом.

«Пока суть да дело, — подумал он,— а мы выпьем. Время быстрей покажется».

Принесли пиво. Гвоздиков сел,поставил перед собойрядком все шесть бутылок и, любовно поглядываяна них, принялся пить. Выпив три стакана, он почувствовал, чтовего груди и голове зажгли по лампе: стало тактепло, светло, хорошо.

«Она составит мне мое счастие! — подумал он,принимаясь за другую бутылку. — Она… она именно та, окоторой я мечтал… О да!»

После второй бутылки он почувствовал, чтов его голове потушили лампу и стало темновато. Но затокак весело стало! Хорошо жить на этом свете после второйбутылки! Принимаясь за третью бутылку, Гвоздиковмахалперед своим носомрукой и клялся, что счастливее его никого нет на этомсвете. Клятву давал он самому себе и верил этой клятвебезапелляционно.

— Я знаю, что она во мне полюбила! — забормоталон. — Знаю-с! Она полюбила во мне недюжинного человека! Так-то!Знает, кого полюбить и за что полюбить… Недюжинного человека! Яне какой-нибудь там… этакий… Я Гвозд… Я…

Принимаясь за четвертую бутылку,он воскликнул:

— Да-с! Не какой-нибудь! Полюбила она во мне… гения!Ге-ни-я! Мирового гения! Кто я? И что я? Вы думаете— Гвоздиков? Да, я Гвоздиков, но какой Гвоздиков? Как выдумаете?

Дойдя до половины четвертой бутылки, он ударил кулаком по столу,взъерошил волосы и сказал:

— Я им покажу, кто я таков!Пусть только кончу курс! Дайте мне только позаниматься! Я жрецнауки… Она полюбила во мне жреца науки. И я докажу,что она права! Вы мне не верите? Прочь! И онане верит? Она? Соня? Прочь и ее в таком случае!Я докажу! Сейчас же начну заниматься!.. Допью только стакан… Всевы подлецы!

Гвоздиков рассердился, допил стакан, достал с полки лекции, открыли начал читать с середины:

«При… причиной вывиха нижней челюсти можеттакже служить па… падение, удар при открытом рте…»

— Чепуха! Челюсть…Удар… То да се… Чепуха!

Гвоздиков закрыл лекции и принялся запятую бутылку. Выпив, наконец, пятую и шестую, он пригорюнился изадумался о ничтожестве вселенной вообще и человека в частности… Думая,он машинально ставил пробку на горлышко бутылки и целился внее щелчком, стараясь ударить ею в зеленое пятнышко, мелькавшее передего глазами. Черные, зеленые и синие пятнышки забегали перед егоглазами, когда он попал пробкой в зеленое пятно. Одно изпятен, буро-красное с зелеными иглами, улыбаясь, полетело к его глазами испустило из себя что-то вроде клея… Гвоздиков почувствовал, чтоу него слипаются глаза…

«У меня в глазах кто-то… пищит! —подумал он. — Надо выйти на воздух, а то яослепну. Надо по… погулять… Здесь душно. Печи всё топят… О,о-ослы!!! Пищат и печи топят! Дураки!» Гвоздиков надел шляпу ивышел из комнаты. На дворе уже стемнело. Был десятый час.На небе мерцали звездочки. Луны не было, и ночь обещалабыть темна. На Гвоздикова пахнуло майской свежестью леса. Встретили еговсе атрибуты любовногоrendez-vous5: и шепот листьев, и песньсоловья, и… даже задумчивая, белеющаяся во мраке «она». Он, самтого не замечая, дошел до места, о котором упоминалось вписьме.

Она поднялась со скамьи и пошла к нему навстречу.

— Жорж!— сказала она, чуть дыша. — Я здесь.

Гвоздиков остановился, прислушалсяи начал смотретьвверх, на верхушки деревьев. Ему показалось, чтоего имя произнесли где-то вверху.

— Жорж, это я! — повторилаона, ближе подойдяк нему.

— А?

— Это я.

— Что? Ктотут? Кого?

— Это я, Жорж… Идите… Сядемте.

Жорж протер глаза иуставился на нее…

— Чего надо?

— Смешной! Не узнаете, что ли?Неужели вы ничего не видите?

— А-а-а-а… Позвольте… Вы какое жеимеете пра… пра…в-в-во в ночное время ходить по чужому саду?Милостивый государь! Отвечайте, милостивый государь, в противном же случае яв-в-вам дам… в мор… мор…

Жорж протянул вперед руку и схватилее за плечо. Она захохотала.

— Какой вы смешной! Ха-ха-ха… Каквы хорошо представлять умеете! Ну, пойдемте… Давайте болтать…

— Кого болтать?Что? Вы почему? А я почему? Смеетесь?

Она громче захохотала, взялаего под руку и потянулась вперед. Он попятился назад. Онизображал из себя упрямого коренника, а она бьющуюся вперед пристяжную.

—Мне… мне спать хочется… Пустите… — забормотал он. — Яне желаю заниматься пустяками…

— Ну, будет, будет… Отчего вы опоздалина полчаса? Занимались?

— Занимался… Я всегда занимаюсь… При… чи… нойвывиха нижней челюсти может быть падение, удар при открытом рте.Челюсти вышибают всё больше в трактирах, в кабаках… Я хочупива… Трехгорного.

Он и она дотащились до скамьи и сели. Онподпер лицо кулаками, уперся локтями в колена и зафыркал. Шляпасползла с его головы и упала на ее руки. Онанагнулась и посмотрела ему в лицо.

— Что с вами? —тихо спросила она.

— И не ваше, не ваше дело… Никтоне имеет права вмешиваться в мои дела… Все они дуракии вы… дураки.

Немного помолчав, Гвоздиков прибавил:

— И я дурак…

— Выполучили письмо? — спросила она.

— Получил… От Сонь… ки… ОтСони… Вы — Соня? Ну и что ж? Глупо… Слово«нетерпение» в слоге «не» пишется не чрез «ять», а чрез«е». Грамотеи! Черт бы вас взял совсем!..

— Вы пьяны, чтоли?

— Н-н-нет… Но я справедлив! Какое вы имеете пра… пр…пр… От пива нельзя быть пьяным… А? Который?

— А зачемже вы, бессовестный, чепуху мелете, если вы не пьяный?

— Ннет… Именительный— меня, родительный — тебя, дательный, именительный…Processus condyloideus etmusculus sterno-cleido-mastoideus6.

Гвоздиков захохотал, свесил голову к коленям…

— Вы спите?— спросила она.

Ответа не последовало. Она заплакала и начала ломатьруки.